Родная прихожка. На вешалке мамин старенький полушубок и отцовское пальто, в уголке «быстрые» безразмерные валенки в галошах. Общие. Наскоро выскочить во двор в уборную, развешать белье или по какой другой надобности. Все такое знакомое и в то же время непривычное. Так всегда бывает, когда возвращаешься домой после долгого отсутствия. Правда, так надолго Лиде из дома уезжать не приходилось. Только один раз, в пионерский лагерь, на берегу Цны, на месяц. А сейчас ее не было целых четыре месяца. Поставив на пол фанерный чемоданчик с вещами и солдатский сидор с продуктами, расстегнула ремень и стянула шинель, повесив ее на вешалку рядом с отцовским пальто. Стащила с ног опостылевшие сапоги, повесила на голенища портянки. Надо будет постирать. Ох, хорошо-то как! С огромным облегчением пошевелила пальцами ног. Не доведет это щегольство до добра. Нет бы, ехать домой в старых, растоптанных, так нет же, надо же покрасоваться перед родителями и подружками! Лида хихикнула. Конечно надо! Это еще спасибо товарищу старшине, вошел в ее положение и расщедрился на новые хромовые командирские сапоги. Удивительно даже. Обычно у этого прижимистого хохла снега зимой не выпросишь. Интересно, почему все старшины похожи друг на друга? Что Кандыба в училище, что их старшина Горобец. Такие основательные, хозяйственные, скуповатые и суровые, даже в чем-то жестокие в первые дни службы мужики, со временем, превращающиеся в заботливых дядек.
Лида подхватила вещи и прошла к себе в комнату. Чистота и порядок. Ни пылинки. И все, как было при ней. Даже забытый на столе томик стихов советских поэтов так и остался на своем месте. Девушка подошла к столу и открыла небольшую потрепанную книжицу на первой попавшейся странице:
Как ей нравилось это стихотворение! Как она мечтала стать похожей на эту рабфаковку, прошедшую боль и пламя Гражданской, отстоявшую завоевания Революции, а потом с таким же упорством и яростью после тяжелой работы на заводе вгрызающуюся в непокорные знания! Потому что так надо, потому что стране требуются образованные рабочие и инженеры! Потому что впервые в мире перед женщиной стали открыты все дороги! Что ж, ее мечта сбылась. Лида горько улыбнулась. Им, так же как и поколению Гражданской войны, пришлось взять в руки оружие, чтобы в бою отстоять свою свободу. А потом, после войны, придет время и учебы. Для тех, кто останется жив. Она захлопнула книжку и поставила ее на полочку. Погладила по голове бронзового Пушкина, задорно смотрящего куда-то вбок и вверх, провела пальцами по корешкам книжек и, подойдя к одежному шкафу, распахнула дверцы. Ее любимое школьное платье, маленькое уже. Красивое, темно-синее с милым беленьким воротничком. А вот парадно-выходное, для театра и танцев. Интересно, оно ей еще в пору? Лида скинула форму, аккуратно повесив ее туда же в шкаф на проволочные плечики и, нырнув в платье, подскочила к зеркалу. Да! В самый раз! Девушка скорчила рожицу и показала своему отражению язык. А вот и ничуть она не изменилась в армии! Такая же легкая и красивая! Повезло с ней Петьке! Да и ей с ним тоже повезло! Вот такие они счастливчики! Лида смущенно хихикнула, вспомнив свое, не совсем приличное, вернее совсем неприличное. Да-да-да! У них все было! Ну и что, ну и пусть! Они уже взрослые! А свадьба? Свадьба после войны! Ну, не идти же к Саше с такими глупостями. Она представила, как Стаин голосом сухой и вечно всем недовольной тетки из ЗАГСа тянет: «Согласна ли ты товарищ Шадрина взять в законные мужья капитана Никифорова?», — и расхохоталась. Конечно, согласна! Только сначала победить надо. И пусть хотя бы полковником станет! Лида еще раз показала зеркалу язык. Ерунда какая! Какая разница — полковник, красноармеец? Лишь бы живой! Хотя о чем это она? Они же экипаж. Так что если что, то вместе. И живыми останутся вместе, а случись погибнуть — тоже вместе!
А сейчас она пойдет к маме. Прям так и пойдет нарядная, в платье и пальто. Жалко туфли не надеть, не по погоде. А ботиночки, в которых она уезжала, остались где-то в каптерке у старшины. Эх, придется опять в сапоги залазить. Лида порхнула к шкафу и вытащила пальто, скинув с него старую простынку, которой оно было заботливо накрыто. Накинула пальто, привычным движением намотав портянки, натянула сапоги. Все. Можно идти. Задумчиво посмотрела на пистолет в рыжей потертой кобуре. Представила себя в пальто и с кобурой на ремне и рассмеялась. Расстроенно посмотрев на обутые ноги, махнула рукой и, вытерев подошвы о половичок, опять метнулась к шкафу. Засунула под вещи оружие и, порывшись, достала вязанный мамой берет. Нахлобучив его на голову, глянула в зеркало. На нее смотрела та самая довоенная, слегка легкомысленная и наивная студентка Лидочка. Если бы не глаза. Не по возрасту жесткие, серьезные и холодные.
Снег в городе уже сошел, пригревало теплое весеннее солнышко. Лида, задрала голову и, прищурившись, посмотрела в бездонное голубое небо. А оттуда, с высоты, ее улица, дом выглядят совсем по-другому. Красивей, устроенней. Спасибо Саше, что пролетел над ее крышей. Приятно. Лишь бы неприятностей у него не было. Хотя Стаин разберется, он такой! Его сам товарищ Сталин лично знает и товарищи Берия с Мехлисом. Непростой у них командир, хоть и молодой.
Как хорошо! Душа бурлила радостным предвкушением встречи с родными людьми. Лида прошла мимо своей школы и свернула на Товарную. Здесь весенних луж и грязи практически не было. Сама того не замечая, она в нетерпении ускоряла и ускоряла шаг. Вот блеснули железнодорожные рельсы, осталось миновать пути и там до Ревтруда всего ничего. Едва перешла за переезд, как со стороны Привокзальной послышался окрик:
— Лида?! Шадрина?!
Лидочка завертела головой, в поисках окликнувшей.
— Ой, Зина, привет! — улыбнулась Лида школьной подруге. «А Панина не бедствует», — почему-то кольнуло неприязнью. Зина была одета в лаковые полусапожки, бежевое кашемировое пальто, сразу видно, новое, на голове повязан лентой красивый шелковый платок. Как будто и нет войны! Рядом с Зиночкой стоял и высокомерно разглядывал Лиду водянистыми глазами пехотный майор в идеально подогнанном новеньком обмундировании.
— Привет. Знакомься, это Евгений, — представила майора Зина, — а это Лида Шадрина, моя одноклассница, — майор, как верблюд молча кивнул головой и скучающе уставился куда-то в сторону. А Зина все трындычала: — Как у тебя дела? Сто лет тебя не видела? А мы с Женей собираемся пожениться. А как ты? Все своего Никифорова ждешь? — в интонации подруги проскользнуло презрение, лицо Лиды окаменело, Зинка, не замечая, продолжала: — Зря! Ну что ты в нем нашла? Лейтенантишко! Да и вернется ли? Мы тебе тут лучше найдем. Ты вон какая красавица! Правда, Женечка? — Панина дернула своего майора за рукав шинели, и тот послушно кивнул головой. — А мне сказали, что ты тоже на фронт ушла! Я не поверила! — всплеснула руками Зинка, — Ты и на фронте! — она фыркнула.
А Лида вдруг почувствовала как между ней и этими двумя стала появляться стена. Одноклассница, с которой они просидели за одной партой пять лет, вдруг стала далекой-далекой, чужой и неприятной. И майор это, как паук. Шадрину передернуло.
— Ушла, — тихо сказала она, — А Петя уже капитан, Герой Советского Союза. И мы с ним в одном экипаже, так что если не вернемся, то вместе. В отличии от вас! Окопались тут! Крысы! — неожиданно для самой себя выплюнула Лида и презрительно посмотрела на бывшую подругу и ее кавалера. Глазки Зинки забегали, а майор пошел красными пятнами.