— Передаем Сводку Совинформбюро. В течение 22 января наши войска продолжали продвигаться на запад. Наши части заняли несколько населённых пунктов и в числе их г. Уварово (районный центр Московской области). За 21 января уничтожено 15 немецких самолётов. Наши потери — 4 самолёта. За 22 января под Москвой сбито 5 немецких самолётов…

В столовой все замерло. Люди внимательно слушали сводку. Радостными возгласами сопровождая сообщения о победах советских воинов и тяжелым молчанием о потерях. Сводка закончилась, и люди загомонили, обсуждая услышанные новости. Но радио не выключилось. Началась передача «Письма с фронта», в которой зачитывались письма бойцов с обещаниями бить врага. Пропаганда, но людям нравилось. А после писем неожиданно раздался знакомый Сашке голос Вадима Синявского:

— А сегодня у нас в студии гость, — и пошла запись его интервью. Парень взглянул на Мехлиса и по хитрой самодовольной улыбке понял, что передача именно сегодня, именно сейчас дело рук Льва Захаровича. А когда Сашка представился в эфире, и стало понятно о ком пойдет речь, на парне скрестились взгляды всех присутствующих. От такого пристального внимания было не по себе, но как ни странно Стаин стал привыкать к нему, слишком уж часто в последнее время он оказывался в подобных ситуациях. А передача шла своим чередом. Где-то резаная, где-то перезаписанная, по всей видимости, потому что некоторых моментов Сашка не помнил во время записи. Но в целом это было то самое интервью, так же идущее вперемешку с песнями. И когда закончился эфир, в столовой раздался восторженный рев:

— Качать командира!

Сашка затравленно оглянулся на весело смотрящего на этот бардак Мехлиса. Армейский комиссар первого ранга и не думал пресекать творящееся безобразие. Пришлось срочно вскакивать и останавливать разошедшихся курсантов:

— Отставить качать командира! Товарищ лейтенант государственной безопасности, — рявкнул Сашка на Никифорова, — наведите порядок среди подчиненных! А то я вас завтра всем курсом на хозработах сгною!

Не тут-то было! Никифоров первым подскочил к Сашке крепко его обняв и что-то восторженно выкрикивая. Подбежали и курсантки. Пришлось вытерпеть эти идиотские подбрасывания. Хорошо хоть бросали не высоко, а то встретился бы их героический командир совсем не геройский в лобовую с потолком. Да и на место поставили аккуратно. После чего Стаин выдал такую матерную тираду, что Мехлис то ли одобрительно, то ли осуждающе крякнул. А красный от злости Сашка нервно поправлял растрепанную от варварского обращения с хозяином одежду. Парень яростным взглядом оглядел курсантов, особо остановившись на Никифорове:

— Сил много?! Девать некуда?! Так я найду применение вашей неуемной энергии! Распоясались! Да вы у меня теперь даже спать по стойке смирно будете! — внутри Сашки все клокотало, но увидев, как ржут до слез, едва не задыхаясь от смеха, Мехлис с Волковым, злость куда-то ушла, и парень махнул рукой. Усевшись за стол, он обиженно уставился в стену. Лев Захарович дружески приобнял парня за плечи и тихонько сказал:

— Не обижайся на них. Они тобой гордятся. И любят тебя. Такая любовь к командиру дорого стоит.

Уже почти отошедший от обиды Сашка буркнул:

— Я не обижаюсь!

А Мехлис, улыбнувшись, громко, чтобы слышали все, попросил:

— А спойте нам, товарищ лейтенант государственной безопасности?!

— Спойте товарищ лейтенант госбезопасности!

— Спойте! — поддержал Начальника ГлавПУРа хор голосов.

— Да придумаете тоже, — смутился парень, — да и гитары нет.

— Как нет?! — весело воскликнул Лев Захарович и подмигнул стоящему наготове Никифорову. Тот тут же метнулся в коридор и вернулся с гитарой. Подав ее Сашке, он просяще взглянул ему в глаза:

— Сань, не обижайся, спой.

Вздохнув, парень взял и гитару и, пробежав пальцами по струнам, слегка подстроил. А ведь все это запланировано было. Готовились. Даже гитару настроили. Ну, товарищ Мехлис!!! И что им спеть? Почему-то военные песни петь не хотелось. Осточертела уже эта война! И тут вспомнилась мама, напевающая на кухне во время готовки старую песенку из какого-то фильма. Песня эта в детстве Сашке очень нравилась. Да и к сегодняшнему дню подходит. Только вот вспомнит ли он ее. Ай, ладно. Вспомнит! А не вспомнит, так пропустит пару строчек. Он еще раз пробежал по струнам и, взяв первый аккорд, запел:

V

Жизнь на базе вошла в свое размеренное, но очень напряженное русло. Никифоров проходил с курсантами теорию, параллельно осваивая материал самостоятельно, Сашка пропадал на тренажерах. Больше четырех пар курсантов в день прогнать через них не получалось да и это выматывало просто неимоверно. Но тяжелее всех приходилось бывшим школьникам, помимо занятий по графику им еще необходимо было любой ценой наверстать те два месяца, которые уже были пройдены другими курсантами. Тем не менее, несмотря на трудности, никто не ныл и не жаловался. Даже наоборот, ребята пылали энтузиазмом. Сашке даже пришлось в приказном порядке поумерить их пыл, из-за недосыпания и утомления снизилась концентрация и внимательность, что стало сказываться на результатах учебы, как теоретической, так и практической. Договорись, что два часа свободного времени перед отбоем или он или Никифоров будут читать отстающим пропущенный материал и на этом все. Сон должен быть полноценным. Наверстывать остальное придется уже в училище. А здесь основное это тренажеры. На них и делался упор.

Сама собой в процессе подготовки сложилась методика обучения. Один день курсанты проходили определенный блок на тренажерах, Стаин фиксировал ошибки и пробелы в знаниях, вечером, когда все ложились спать, они с Петром разбирали Сашкины записи и составляли план теоретических занятий на следующий день с учетом всех допущенных ошибок. Конечно, все это были полумеры. Нужны реальные полеты. И Сашка это очень хорошо понимал. Но у людей хотя бы появилось понимание принципов управления винтокрылой машиной, да и навыки более-менее отрабатывались. Не до автоматизма, до него было еще очень далеко, но и задачи такой не стояло. Зато до весны полетят все, в этом парень был уверен.

А вот первую, сделанную еще в училище, разбивку людей по экипажам необходимо менять. К огромному Сашкиному сожалению, Весельской придется уйти из его экипажа. Лучшие в группе результаты при работе на тренажере не давали возможности оставить Иду себе. Быть ей еще одним командиром. Напарницей себе Весельская, к всеобщему удивлению, выбрала не кого-то из старичков, а Ленку Волкову, объяснив свой выбор тем, что у них еще в госпитале сложились вполне дружеские отношения, ну а тут на базе продолжились. На самих курсах Ида особо ни с кем не сошлась, в основном общаясь только с девчонками знакомыми по Тамбову. Все-таки характер у полячки был не простой. Правда и у Волковой тоже не сахар. На что Сашка и указал во время беседы с Весельской, получив в ответ уверения, что все будет в порядке и все вопросы между собой девочки уже утрясли. Лида, как и предполагалось, вошла в экипаж Никифорова. Остальных девушек тоже разбили по парам с учетом успехов в учебе и личных взаимоотношений. Проблема была только с парнями. Хочешь-не хочешь, но пришлось выделять их в отдельные экипажи на перспективу. Один, состоящий из братьев, а второй — Литвинов и Бунин. Себе в экипаж, вместо Иды, Сашка решил взять Настю. За все время, с момента встречи на КПП училища, им так и не удалось нормально поговорить. Подготовка к вылету, суета с Присягой, занятия с курсантами, просто не было времени. Его и сейчас нет, но разговор этот необходим, если все сложится, как планируется, им вместе летать и идти в бой. Да и вообще, он просто соскучился по девушке. Для разговора решил оставить Настю после занятий на тренажерах. Сегодня они пока еще тренировались в паре с Ленкой Волковой, с завтрашнего дня занятия пойдут уже по экипажам. Возбужденные тренировкой девушки с горящими глазами выскочили из кабины тренажера и вытянувшись отрапортовали: