Парней я, всё-таки, попросил остаться в коридоре, а сам постучал в заветную дверь. Вошёл и увидел секретаря Николая. Низкорослого пожилого мужчину с крючковатым носом. Он сидел за крепким деревянным столом, опустив глаза на какие-то бумаги.

Дверь, что находилась за его спиной, вела уже непосредственно к кабинету императора.

— Здравствуйте. Он у себя? — спросил я, осматривая помещение. Здесь было неожиданно мрачно и пахло спиртом.

— Здравствуйте. Вы… Воронцов Андрей? — спросил секретарь.

— Угу, правильно.

— Подождите, пожалуйста, пару минут. Его Величество скоро закончит важное совещание, — мужчина кивнул на обитый зелёной кожей диван, на который я и устроился.

Стал ждать.

За разукрашенной золотыми узорами дверью раздавались чьи-то громкие голоса. Кажется, там шёл ожесточённый спор. Интересно, что это за совещание такое, где царит так нелюбимая Николаем суета?

Неужели, случилось что-то серьёзное?

Слова секретаря оказались ложью. Прошла уже не пара, а минут двадцать. Я продолжал сидеть на диване с плотной папкой в руке, ожидая приглашения. Громкие споры за дверью всё не утихали. Напряжение нарастало. Секундная стрелка на настенных часах действовала на нервы своим громким стуком.

В какой-то момент дверь в кабинет императора раскрылась и к нам вышел крупный мужчина с седыми волосами. Чем-то он напоминал Гречихина.

А-а-а, точно. Это ведь тот самый Министр Обороны Беляев, которого недолюбливал Николай.

— Что случилось? — трескучим голосом произнёс секретарь, обращаясь к Беляеву.

— Война, дорогой мой, война! — ответил тот, а потом перевёл красные от ярости глаза на меня. — Война!

Глава 29

Как это часто и случается, из двух предполагаемых вариантов по итогу сыграл третий. Не назвать его «чёрным лебедем», так как война была, в целом, прогнозируема. Но… я никак не ожидал, что она нагрянет так неожиданно, перечеркнув все мои планы.

Что тут до противостояния со Скуратовыми. Мелочь, да и только. И сами мы, наши кланы — мелочь, по сравнению с гигантским и неповоротливым чудовищем под названием государство.

Министр Обороны Беляев оказался не так прост. Нет, я и так знал, что он имеет большое влияние, но…

С одной стороны, это даже хорошо. Кому-то было нужно взять всё в свои руки, и он взял. Так как император Николай мог только навредить, Беляев поступил правильно. Жёстко, но так, как того требовало бедственное положение.

После нападения англо-французской армии на наши границы всё пошло по известному месту.

Враги готовились долго. Выжидали подходящего момента, и ударили быстро, чётко, и слаженно. Да, часть нашей армии была сосредоточена на западе, но оказалась недостаточно подготовленной, да и в количестве сильно проигрывала. Император верил, что договорится с бывшими союзниками дипломатическим путём, а потому запрещал Беляеву показывать «силу». Войска были рассредоточены по границе всей страны.

Можно сказать, что Николая «водили за нос» всё это время. Оттягивали время для того, чтобы подготовиться, сочиняя сказки про то, что всё хорошо.

А он верил, наивный.

Впрочем, ничего удивительного. Если он верил Скуратову, то чего уж тут говорить про «союзников» с их сладкими речами и их авторитетом.

Всю нашу западную группировку войск смели за пару дней. Нет, не всю, конечно, многие смогли отступить, но боеспособность группировки была сведена к нулю. В этот момент и выступил Беляев. Можно сказать, что он наплевал на все увещевания императора, и послал к чёрту любые договорённости, как это сделали «союзники».

А так как в армии авторитет у Беляева был непререкаемый, его, в отличие от императора, стали слушать все. И поддержали его действия тоже. Поэтому как минимум армией с этого момента стал командовать он.

Да, наша западная группировка в количестве пятидесяти тысяч была сломлена, и Беляев незамедлительно начать подтягивать другие войсковые части. Но так как им требовалось какое-то время для дороги и подготовки, он призвал на помощь нас — аристократов.

Очень многих. Меня и Скуратова в том числе. Здесь-то и пригодились наши небольшие армии, собранные изначально для борьбы друг с другом.

Собрать удалось немало. И наш с Михаилом вклад здесь был не самым последним.

Естественно, что в подобной ситуации разногласиям пришлось отойти на второй план. Перед лицом врага даже такие, как мы со Скуратовым, должны остыть. Хотя и… до конца я в этом не уверен.

Да, война началась, и её командование целиком и полностью взял на себя Беляев. Что же до Николая… тот, ошеломлённый произошедшим, стал грезить о скорейшем применении артефактов. Хотел пустить в дело свою «вундервафлю», но так как для этого требовались люди Скуратова и Степан Андреевич, устроить подобное становилось очень сложно.

Ведь система была установлена очень строгая. Для получения силы Первобукв требовался весь состав команды, что изначально участвовал в ритуалах. А это — не много ни мало, больше тридцати человек.

Среди их числа — боевые специалисты Скуратова. Их то и забрал на фронт Беляев.

Вообще, Беляев был человеком прагматичным и приземлённым. Он не особо верил в идеи Николая и думал, что вся его увлечённость артефактами — полная ерунда. А враг уже здесь, и он ждать не будет, пока произойдёт чудо. Поэтому он вступил в конфликт с императором и ни в какую не хотел отдавать ему людей, так как каждый был на вес золота.

Николай негодовал, но сделать ничего не мог. Пойдёт против — и тогда страна останется без армии, либо без императора. Тогда его никакие артефакты не спасут.

Плюс ко всему, куда-то пропал и Гречихин. Главное звено во освоении Первобукв. Причём, это не я спрятал его, Степан Андреевич перестал выходить на связь и со мной тоже. И оставалось лишь догадываться, что у него на уме.

Но в целом ситуация складывалась в мою пользу. Оставалось немного — выжить.

Хотя с этим были небольшие проблемы. Я, как командующий своими людьми, тоже был отправлен на фронт. Не на передовую, но мне было поручено заниматься снабжением и руководством на местах. Помогать своим людям, и остальным в том числе. Шальные снаряды долетали и сюда.

Я находился не так далеко от расположения Скуратова, а потому имел некоторое представление о его делах. А они шли плохо. Как минимум для Михаила.

Он был возмущён таким своеволием Беляева, и всячески пытался оспорить его решение. Вернуть своих людей, да отправиться в столицу. Но Беляев ни в какую не соглашался. Ещё бы, если он пошёл наперекор самому императору, то какое ему дело до Скуратова?

У многих даже начали появляться опасения, что случится бунт. Для этого назревало немало предпосылок. И возмущение Михаила здесь играло не последнюю роль.

— Докладывай, — я сидел на неудобном железном стуле и разглядывал потолок палатки, с которого скатывалась вода.

Передо мной стоял парень в выглаженном мундире. Армейская выправка, горящие молодые глаза.

— Сегодня без изменений. Наши люди находятся на позиции, потерь нет. Лишь один боец ранен, но его уже отвезли в полевой госпиталь.

— Что с ним?

— Многочисленные ожоги. Не успел спрятаться под барьер, и его задело огненным дождём.

— Жить будет?

— Разумеется. Думаю, через месяц сможет вернуться в строй.

— Отлично, — произнёс я и встал со стула. Начал ходить по палатке с руками за спиной. — Беляев что-нибудь ответил по поводу моей просьбы?

— К сожалению, нет, командир.

Вот чёрт… почему он не позволяет мне присоединиться к парням? Игнорирует. У меня ведь сильнейшая Буква, да и организм молодой. Намного больше пользы принесу на поле боя, чем здесь, в этой палатке долбаной.

Моих бойцов там огненным дождём атакуют, а я бы такое светопреставление вражеским ублюдкам устроил…

Впрочем, ослушаться приказа главнокомандующего я не могу. Никак. Поэтому приходится делать так, как он скажет, без права выбора. А что-то советовать ему… Беляев не подпускает к себе аристократов. Совсем. Только его команда, его военные. Наверное, обжёгся после общения с императором.