— Хорошо, по закрытым городам и новым производствам докладывать каждый день. Как же вовремя американцы сунулись в Люберцы, — Сталин довольно улыбнулся, — поводи их немного, подкорми дезинформацией, чтоб поглубже увязли, и бери за жабры.

— Я думал поиграть с ними на перспективу, может хорошая игра получиться — попытался возразить Берия.

— Мне нужны козыри для переговоров с Рузвельтом по ленд-лизу. И шпионский скандал будет сейчас полезней долгой игры, — ленд-лиз и так работал ни шатко, ни валко, союзниками нарушались и сроки и объемы поставок, особенно остро это почувствовалось, когда немцы были у самых стен Москвы [496] . США опять завели разговор о передаче в уплату поставок золотого запаса [497] . Аппетиты американского капитала растут ни по дням, а по часам. — В мае планируется поездка Молотова в Вашингтон. К этому времени у меня должна быть вся информация по американской агентуре.

— Будет, товарищ Сталин.

— У тебя что-то еще?

— Да. Товарищ Сталин, нашей агентуре удалось подобраться к начальнику белорусской СД оберштурмбанфюреру Штрауху, виновному в массовых казнях людей на территории Латвии и Белоруссии. Есть возможность взять его живым. Но нужна хорошо подготовленная спецгруппа и пути эвакуации. В районе Минска такой группы ни у нас, ни у партизан нет. Прошу вашего разрешения на привлечение экипажа подполковника госбезопасности Стаина для доставки группы к месту операции и эвакуации их с арестованным Штраухом.

— Почему Стаин? Других способов нет? — недовольно спросил Сталин.

— Парашютное десантирование не дает гарантии успеха, и возникает проблема с переброской Штрауха к нам. Авиацию использовать не получится. Партизанских аэродромов там не так уж и много, а сейчас они из-за распутицы и вовсе не действуют. Для вертолета же пригодна практически любая площадка. Капитан Никифоров по моему приказу сделал штурманский расчет. Ми-8 с промежуточной дозаправкой на «Ковчеге» достает до планируемого района операции. Ну и огневую поддержку сможет оказать в случае необходимости при эвакуации.

Сталин задумался. Риск, опять риск. Он не хотел больше использовать технику с «Ковчега». По крайней мере, не сейчас. Но такая жирная птица, как начальник СД Белоруссии… Можно, конечно, его казнит на месте, но как кстати был бы этот Штраух в Москве к началу публикации плана «Ост». И громкий трибунал с привлечением союзников.

— Чем он там отличился, этот ваш Штраух?

— Командуя айнзацкомандой 2 в составе айнзацгруппы A, 30-го ноября 41-го года уничтожил больше десяти тысяч евреев в Румбульском лесу, за что и был назначен начальником СД в Белоруссии. По его личному приказу было уничтожено вместе с жителями несколько деревень на территории Латвийской и Белорусской ССР. Думаю если запросить информацию по Штрауху у полковника госбезопасности Волкова с «Ковчега» откроются и другие подробности. Штраух алкоголик и не скрывает своих кровавых преступлений, более того, он ими гордится и хвастается на каждом углу.

Сталин задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— Хорошо. Действуй. Но вертолет с экипажем не должны попасть к немцам ни в коем случае. Прими к этому любые меры.

— Есть, товарищ Сталин.

— Будем отзывать Стаина из отпуска?

— Незачем, — усмехнулся Берия, — мне уже доложили из Тамбова, завтра сам прилетит.

— Вот же неугомонный мальчишка! — воскликнул Сталин, не скрывая довольства, — Специально же дал ему возможность отдохнуть перед делом, нет же, рвется к себе в корпус.

— У Александра для его возраста повышенное чувство ответственности, — вмешался Мехлис, — что, впрочем, не мешает ему творить глупости! — Лев Захарович сурово сжал губы.

— Что он натворил, — Сталин с любопытством посмотрел на Мехлиса.

— Прилетев в Тамбов, несмотря на запрет, залез в закрытую для полетов зону. Хорошо городская ПВО была предупреждена о прибытии неизвестной им техники, а то сбили бы его дурака и правильно бы сделали!

— А зачем он туда полез? — удивился Стаин, — Александр, не смотря на возраст, летчик опытный, не мог он заблудиться.

— А он и не заблудился, товарищ Сталин. Он своему второму пилоту сержанту Шадриной ее дом показывал. Наземные службы в полной боевой готовности, руководитель полетов на аэродроме чуть не поседел, а они Тамбовом с высоты птичьего полета любуются! — возмущенно проговорил Мехлис. А Сталин неожиданно расхохотался:

— Какой молодец! А я уж думал, нам в теле мальчишки старика подсунули! Слишком уж он правильный!

— Я все равно считаю такое поведение недопустимым! И наказать Стаина надо, — гнул свою линию Мехлис.

Сталин, перестав смеяться, только спросил:

— Как ты его накажешь, Лев? Под арест посадишь? Так ему к немцам в тыл лететь. На фронт отправишь? Так он и так там скоро будет. В звании понизить и с командования снять? Так кто тогда командовать будет? Нашими летчиками есть кому, а вот вертолетчиками нет. Да и с нашими не так просто. Авторитет Стаин в корпусе имеет огромный. Так что угомонись, Лев. Он всего лишь мальчишка, хоть и рано повзрослевший. Тем более для летчика ничего такого он не сделал. Вспомни Валерку Чкалова [498] .

— Чкалов погиб, — остался при своем мнении Мехлис.

— Все, Лев, успокойся. Хочешь наказать Александра, сделай ему свое отеческое внушение, — усмехнулся Сталин, — имеешь официальное право. Все? Больше вопросов нет на сегодня?

— Нет.

— Нет.

— Тогда не буду вас задерживать. Товарищ Мехлис, жду фильм для показа членам Политбюро. А ты, Лаврентий, докладывай, как будут двигаться дела по Штрауху. Всё, все свободны.

Оставшись один, Сталин подошел к граммофону. Через несколько секунд по кабинету опять разнелось:

XII

— Спасибо, Иван Филиппович, выручили. И Семену Трофимовичу мою благодарность передайте, — Сашка от души пожал руку Назарову, все-таки капитан здорово помог им во время пребывания в Тамбове. И личным автомобилем и звонками на заводы и сейчас с полуторкой.

— Да было бы за что, товарищ Стаин, — Назаров тоже был доволен. И тем, что московский гость оказался не проблемным обычным парнем, без амбиций и закидонов, и тем, что он наконец-то уезжает, а самое главное уезжает довольным. Московские знакомцы из Управления шепнули по секрету, что подполковник очень не прост и вхож к наркому и самому товарищу Сталину. Да оно и видно. И по званию, и по наградам.

Сашка с Назаровым с улыбкой посмотрели на суетящуюся около полуторки Дарью Ильиничну.

— Володя, ты с этим ящиком поосторожней, там посуда и керосин. Разольется, провоняет все — причитала она, семеня рядом с Зиминым. А Сашка недоумевал, как можно в небольшой комнатке в бараке хранить столько хлама и зачем все это тащить в Москву. Но спорить с Петькиной мамой не стал, они с Лидой и так еле-еле уговорили ее на переезд. И то решающим стало то, что в Москве она сможет чаще видеть сына, что далеко не факт, учитывая их возможную переброску на фронт. Комнату свою Никифоровы оставили соседям тете Нине с дядей Мишей, которым буквально неделю назад пришла похоронка на старшего сына. Оттого и была женщина не очень приветлива при их первой встрече. А сколько слез было пролито тетей Дашей, словно она покидает не темную каморку в бараке, а царский дворец.

А как иначе? Здесь она жила с мужем, здесь появился на свет сын, а потом дочь. Здесь знакома каждая трещинка, каждая скрипучая половица. Вот эту полочку смастерил Степушка. И топчан для сына, когда Петруша подрос. А вот этот буфет они покупали вместе у запитого шепелявого мужика на рынке, он еще так неприятно смотрел на нее. А Степан, заметив эти сальные взгляды, чуть не избил похабника. Но мужик все равно продал буфет, видимо, уж очень сильно нужны были деньги. А табуретки уже Петя делал. Хорошие табуретки, справные. И как все это бросить, как оставить? А Нинка-змеюка глазами поблескивает, сына схоронила, а все туда же! Эх, дура, дура! Разве ж можно так о людях?! Хорошая она, Нинка-то. Да и не от радости глаза блестят, от горя. Плакала опять. Она, как похоронку получила, постоянно плачет. Горюшко-то какое по земле ходит! Война проклятущая!