— Майк! — Вики потащила его к остановке; обычная толпа из Чайнатауна водоворотом кружилась вокруг них. — Ты говоришь таким тоном, словно хочешь поверить, что где-то в городе беспрепятственно орудует какая-то мумия. — Она нежно коснулась ладонью его щеки. — Теперь мы оба сознаем, что не стоит отрицать такую возможность, хотя сигара, что бы там ни утверждал Фрейд, иногда это просто сигара.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

— Может быть, это мумия, а может быть, первая стадия эдипова комплекса.

Он схватил ее за руку и потянул дальше.

— Не представляю, как это мне самому не пришло в голову...

— А я не представляю, почему ты не додумался поговорить с констеблем Трамбле.

— А ты долго еще собираешься воображать по этому поводу, не так ли?

Она улыбнулась ему.

— Можешь заложить свою задницу, что так и будет.

6

— Ты продолжаешь видеть сны?

Генри мрачно кивнул.

— Желтое солнце сияет на ярко-голубом небе. Никаких перемен. — Он снова подошел к окну, глубоко засунув руки в передние карманы джинсов.

— Все еще не было голоса свыше?

— Не было чего?

— Гласа небесного. — Вики уронила сумку и набитый покупками пакет на пол и рухнула на диван. — Знаешь, существует поверье о гласе небесном, повествующем, что тебя ожидает.

— Не думаю, что так произойдет в данном случае.

Женщина фыркнула.

— А я не понимаю, почему так не может быть. — Судя по его тону, она могла бы сказать, что ее друга это нисколько не позабавило, и потому вздохнула. Вот всегда так получается, когда хочешь снять напряжение, прибегая к юмору. — Ладно, и все же это кажется мне по существу безвредным. Я хочу сказать, что на самом деле это не принуждает тебя к каким-либо определенным поступкам.

Вики не заметила, как он сдвинулся с места. Вот только что вампир стоял у окна, а в следующий момент он уже опирался на подлокотник дивана, а его лицо всего в нескольких дюймах от ее глаз.

— Уже свыше четырехсот пятидесяти лет я не видел солнца Теперь я вижу его мысленно каждую ночь, как только пробуждаюсь.

Она избегала встречи с его взглядом: Вики понимала, что лучше не поддаваться его власти, когда он пребывает в таком настроении, что может тобой воспользоваться.

— Послушай, я тебе сочувствую. Это похоже на состояние выздоравливающего алкоголика, просыпающегося каждое утро с уверенностью, что предыдущим вечером в укромном месте оставалась початая бутылка со спиртным, и весь день он должен мучиться вопросом, достанет ли у него силы воли дожить до вечера, не прикасаясь к выпивке. Я думаю, ты обладаешь достаточной силой воли.

— А если это не так?

— Ну ладно, для начала ты можешь покончить с этими проклятыми пораженческими настроениями. — Женщина услышала, как скрипнул подлокотник дивана под его рукой, и поспешила продолжить прежде, чем он смог бы перебить ее: — Ты говорил мне, что не хочешь умирать. Превосходно, ты и не пойдешь на это.

Фицрой медленно выпрямился.

— Я не пришла к тебе этим утром, о чем сожалею, но большую часть дня провела, размышляя над тем, как можно тебе помочь.

Телефонный звонок Селуччи придал ей уверенность в своих силах, именно когда Вики больше всего в ней нуждалась. До сих пор ей без особых усилий удавалось поддерживать взаимоотношения с обоими своими друзьями, и будь она проклята, если позволит чему-либо их разрушить. «И в награду за твое доверие, Генри, я намерена подарить тебе твою жизнь». Она положила на колени сумку и извлекла из ее глубин молоток и горсть U образных скобок.

— Я собираюсь повесить светозащитные шторы. — Носком туфли женщина пнула валявшийся на полу пакет. — Купила их сегодня в магазине. Мы повесим шторы над дверью в спальне. После того как ты заснешь, я буду уходить отсюда. А шторы не позволят проникнуть солнечному свету из холла. Отныне, пока не закатится твое маленькое личное солнце, я буду занавешивать тебя каждое утро, к тому же, если когда-нибудь ты не сможешь справиться с собой и устремишься к погребальному костру, мне удастся остановить тебя.

— Каким образом?

Вики наклонилась к пакету с покупками.

— Если ты направишься к окну, — сказала она, — я рассчитала, что у меня в запасе будет примерно минута, может быть, две, прежде чем ты устранишь этот барьер. Ты доказал, и весьма определенно, прошлым летом, что хотя и быстро излечиваешься, тем не менее от ран и увечий бессмертие тебя не спасает.

И она шлепнула себя, по левой руке бейсбольной битой.

— Именно так я и собираюсь, уж извини, тебя остановить.

Вампир уставился на биту, нахмурив брови, затем поднял голову и внимательно всмотрелся в лицо подруги.

— Ты не шутишь, — наконец произнес он.

Женщина спокойно встретила его взгляд.

— Верно, никогда в жизни не говорила более серьезно.

Она заметила, как вздрогнула у него мышца под подбородком, и через несколько мгновений лоб Генри разгладился.

— Я думаю, — сказал он, — что такое решение не менее опасно, чем сама проблема.

— В этом и заключается суть всего замысла.

Тогда вампир улыбнулся, и улыбка показалась ей самой нежной из всех, которые Вики видела на его лице. Он выглядел удивительно юным, и это обстоятельство заставило Вики почувствовать себя его единственной защитницей.

— Спасибо, — сказал Фицрой.

Она ощутила, как ее собственные губы изогнулись в улыбке, а напряженность отпускает мышцы плеч.

— Не за что.

Генри наметил точку для последнего гвоздя и вогнал его в стену без помощи молотка. Позади себя он услышал, как Вики пробормотала:

— Все выпендриваешься.

Занавес, ничего не скажешь, был вдохновенной идеей. Вампир не был столь же уверен в отношении бейсбольной биты, хотя избиение его до потери сознания несло в себе определенную грубую простоту, которую он мог признать лишь в абстрактном смысле. Если дело дойдет до этого, он, однако, чувствовал, что одного наличия биты вряд ли окажется достаточно, чтобы напомнить ему, что он не хочет умереть.

Спрыгнув со стула, Фицрой резко задернул штору. Та примерно фута на три заходила за пределы дверного проема, напоминая, по крайней мере по форме, те гобелены, что висели в его спальне в поместье Шерифхьютон и использовались в качестве защитного средства от сквозняков. Хотелось верить, что эта защита окажется более эффективной.

Вики положила биту на бюро, на фоне темного дерева она выглядела подобно современной булаве, ожидающей руки воителя конца двадцатого столетия. При дворе его отца был один лорд, шотландец, если память ему не изменяет, предпочитавший любому другому оружию именно булаву. Как раз после того, как Генри был дарован титул герцога Ричмондского, он с открытым ртом в почтительном благоговении наблюдал, как шотландец ударами булавы разнес в щепки деревянную дверь, а затем раскидал в разные стороны трех человек, скрывавшихся за ней. Даже его величество был потрясен этим зрелищем, хлопая мясистой ладонью по хрупкому плечу своего незаконного сына и в восхищении приговаривая:

— Мечом такого, парень, не сотворить!

Его отец-король и тот полузабытый лорд — оба уже давно обратились в прах. Весьма вероятно, что булава до сих пор покоится на каминной полке, между оленьими головами и шотландскими саблями где-то в гористой местности, и ее не пускали в ход уже на протяжении столетий. Вампир провел пальцем по гладкой поверхности биты.

— О чем ты задумался?

Фицрой чувствовал смутное беспокойство в голосе подруги, хотя произнесла она это своим обычным тоном. Он чуть ли не слышал ее мысль: «Что я буду делать, если он решит избавиться от биты?» Или, что более вероятно для нее: «Достаточно ли будет удара по почкам, чтобы выбить биту из его рук, если он все же схватится за нее?»

— Я сейчас просто размышлял о том, — ответил Генри, — насколько схватки между соперниками превращаются в стилизованный ритуал, формы которого изменяются, чтобы соответствовать времени.

Брови Вики поднялись над оправой очков.