— Саша, — представился парень, смущаясь под пристальным взглядом Лидиной мамы.

— А это моя мама, Валентина Михайловна.

— Очень приятно, — парень не знал, куда деть руки, от пристально-изучающего взгляда серо-голубых глаз было не по себе. Казалось, Лидина мама гостю совсем не рада. Мгновение, и взгляд женщины потеплел, губы тронула улыбка, а в уголках глаз появились мелкие морщинки.

— Проходите, Саша, — голос был почти, как у Лидочки, только более глубокий что ли. — Еще полчасика, и будем обедать. Лида, покажи, где руки помыть и помоги мне на кухне! А Вы Александр, подождите у Лиды в комнате.

— Хорошо, мам! — воскликнула Шадрина, скидывая шинель и вешая ее на вешалку, — Саша, давай, — она забрала у Сашки его шинель и повесила рядом со своей.

Взгляд Валентины Михайловны пробежал по груди парня, потом перешел на орден дочери. Брови сошлись к переносице, а в глубине глаз промелькнула тревога. Вчера, переполненная счастьем от приезда дочери, она как-то не задумывалась об ордене. Они с отцом, правда, пытались порасспросить Лиду о награде. Но дочь лишь мельком, как бы между делом, сказала, что за Ленинград и ничего особенного там не было, а потом перевела разговора на другую тему. А вот сегодня, оставшись одна и хлопоча по хозяйству, Валентина Михайловна вдруг с болью в сердце осознала, что за «ничего особенного» такие ордена лично Сталин не вручает, что ее маленькая, нежная Лидочка была на войне, не где-то там, в тылу, в училище, как она писала, а на фронте. Где убивают. И откуда несут и несут похоронки. А еще везут в госпитали израненных и искалеченных людей. И ее девочка, ее солнышко тоже там, на самой передовой! А это ее командир. Совсем мальчишка! И весь в орденах! Неопытный, азартный, яростный, наверняка не жалеющий ни себя, ни других! Надо поговорить с Лидой! Может можно перевестись в другую часть, к зрелому, серьезному командиру?

Она думала так и в то же время знала, что никогда не оскорбит дочь таким разговором. Да и Петька ее там. И мальчишка этот, видимо, не так уж прост, раз в такие годы уже подполковник. Но ведь совсем юнец! Вон стесняется как! Грудь обожгло яростью и болью, им бы гулять, любить, учиться, работать, жить, а они воюют. Что он видел-то, этот Саша в своей жизни?! И не целовался ни разу, наверное! А взгляд уже как у мужика, уверенный, холодный, колючий. И у Пети Никифорова такой же. И у дочери тоже… А вот стесняться еще не разучился, вон как мнется стоит. Потянуло горелым.

— Ой, сгорело все! — резко развернувшись, Валентина Михайловна бросилась на кухню.

Обед получился по-семейному теплым и вкусным, не смотря на легкий привкус пригорелой каши. Мама с дочерью весело перешучивались, незаметно втянув в свои пикировки Сашку. Лишь один раз над столом повисла тяжелая тишина, когда Валентина Михайловна спросила его о родителях. Но заметив, как потемнело лицо парня, тут же извинилась и переключилась на Лиду. А потом они втроем, под забавные комментарии и подтрунивания над дочерью тети Вали, как она попросила себя называть, смотрели семейный фотоальбом. Какие же они замечательные, и Лида, и ее мама! И почему он решил поначалу, что тетя Валя ему не рада? И как же хорошо, когда есть семья! Когда можно вот так сидеть рядом друг с другом и смотреть старые фотографии, делясь общими воспоминаниями и былыми радостями. А самое главное, когда есть куда возвращаться! Где любят и ждут! И как же хочется, чтобы все вернулись! Чтобы никто не погиб, не покалечился! Как это сделать?! Как?!

Улучив момент, Сашка показал Лиде глазами на часы. Ему было безумно стыдно уводить у матери дочь, даже на эти несколько часов. Но тетя Валя развеяла все его сомнения:

— Идите. День-то какой сегодня хороший, теплый, весенний. Что вам молодым дома со мной сидеть?

Они вышли во двор. Обернувшись, Лидочка с улыбкой помахала маме рукой. А женщина еще долго смотрела им вслед из кухонного окна, кусая губы и вытирая мокрые от слез глаза. Как же тяжело улыбаться и шутить, когда сердце болит и разрывается от ожидания близкого расставания.

Утром в восемь, как и договорились с Лидой, встретились в Управлении на Энгельса. Машину брать не стали. Решили пройтись пешком. Общественного транспорта в городе не было. Сначала по заводам, а потом уже к Никифоровым, пусть Дарья Ильинична отоспится после смены, да и Верка из школы как раз вернется. Завод «Комсомолец» оказался всего в двух кварталах. Именно здесь, в сборочном цехе работала Петькина мама. Но сейчас они пришли сюда совсем по другому вопросу. На «Комсомольце» делали авиационные стартеры на базе полуторок. Директор завода, энергичный высокий мужчина лет сорока, с осунувшимся землистым лицом, посмотрев на заявку-требование подписанную Берией, лишь кивнул головой:

— Сделаем. Только на счет очередности с представителем НКО сами разбирайтесь, он мне не подчиняется.

Сашка с Лидой обрадованно рванули в указанный кабинет. Постучавшись, и услышав разрешающий возглас, Стаин вошел в маленький кабинетик. Стол, два стула для посетителей, сейф, шкаф для папок вот и вся обстановка. За спиной послышалось тихое Лидочкино «ой», а на Сашку, дергая щекой, смотрел бледный с красными пятнами на лице майор, тщетно, из-за тесноты, пытающийся подняться из-за стола, заваленного бумагами. Стаин удивленно посмотрел на майора потом на такую же бледную Лиду и проятнул:

— Таак. Сидите, товарищ майор, — Сашка разрешающе махнул рукой и спросил у тяжело плюхнувшегося на стул майора, — Я так понимаю, с моей подчиненной Вы знакомы? — на что тот кивнул, поджав губы:

— Знакомы. Нажаловалась? Так я прав был! — нервно дернул головой майор.

— Доложила. За что получила и еще получит по возвращение в часть. Приношу извинение за недостойное поведение своей подчиненной, — Сашка недобро посмотрел на Лидочку. Ну а что еще остается делать? Даже если б от майора ничего не зависело, Лида была полностью неправа. А тут еще и для дела может выйти затык, если этот майор упрется. И формально будет в своем праве. А лицо у майора и правда, неприятное, лоснящееся, слащавое какое-то. — Подполковник Стаин Александр Петрович, командир авиакорпуса особого назначения НКВД — представился Сашка, протягивая майору руку.

— Майор Перелыгин. Евгений Анатольевич, — ответил на рукопожатие майор, бледность у него с лица сошла, да и вести он себя стал посвободней. — Извинения принимаются, — он криво улыбнулся, — я понимаю, почему Ваша подчиненная так себя повела, с Зинаидой я тоже поговорил. Но со старшими по званию так себя вести нельзя, — Перелыгин осуждающе посмотрел на красную от стыда Лиду. — Вы ведь не для извинений пришли?

— Нет, не для извинений, но раз уж мы встретились, — Сашка развел руками.

— Ясно, — майор хмуро посмотрел на Стаина, — Что у вас там?

Перелыгин оказался нормальным мужиком, с понятием. А может быть решил просто не связываться с этими непонятными нквдшниками с летными эмблемами. Это не значит, что он тут же подписал требование и побежал давать распоряжение на отгрузку. Но в положение вошел, хотя и чувствовалось, что обида в нем еще играет. В общем, будут у корпуса автостартеры до мая. Целых семь единиц. Меньше чем было надо, но больше, чем рассчитывал получить Стаин. Все-таки заявка шла вне плана. Ничего, недостающие можно уже получить в общем порядке, главное на первое время потребности по минимуму перекрыты.

Дальше предстояло побывать на «Ревтруде», где работали Лидины родители. Правда, сначала вернулись в Управление, пообедали в столовой. А вот на «Ревтруде» директор Тимохин Николай Иванович уперся:

— Не могу, товарищ подполковник! Поймите меня, не могу! Рад бы, но у меня спецзаказ от Ставки! Рук не хватает, вот так! — Николай Иванович в сердцах резко провел ладонью по горлу. Сашка закусил губу. Что же делать? ПАРМы были нужны как воздух. Сейчас в корпусе всего две передвижки. Одна новая, как раз с «Ревтруда», а вторая уже повидавшая виды, переданная им 16-м ИАП, дислоцирующимся по соседству. И-то не корпусу, а конкретно девичьему истребительному полку, вот уж точно за красивые глаза. Тут в кабинет директора заглянул седой сухопарый мужчина в чистой, ладно, как военная форма сидящей на нем, рабочей спецовке: